Сонет о песочных часах

Что жизнь моя? Падение песчинок
Из бесконечности в другую бесконечность,
Страшит порой песка та быстротечность,
Но, ей внимая, я смирён, как инок.

И вспять не повернуть песка движенье-
Он будет падать только вниз и вниз,
Пока не грохнешься однажды ниц,
Так и не выпросив за все грехи прощенье.

Я видел Кара-Кум и знаю я про Гоби,
Через часы песочные их обе
Я пересыпал бы, но времени где взять?

Пусть бы измучился, пусть руки б опекло,
Иссох бы весь, извёлся, но опять:
- Больной, вставайте, время истеклo


О поэтах, музах и стихах

I.
Поэт поэту - друг,
Но очень не надежный,
Ведь творчество есть труд
Случайный и тревожный,
А Муза-то, Она -
Так ветрено - пуглива,
Как поздняя весна:
То знойна, то дождлива.
То у тебя сидит,
Забравшись на колени,
На ухо стих жужжит
В порыве откровенья,
То бросит вдруг упрёк,
Что к ней ты равнодушен,
К другому упорхнёт
И твой покой разрушен:
Пропал и сон, и смех.
К чему измена эта?
Она - одна на всех,
Кто мнит себя поэтом.

II.
Из муз, дающих дар чеканить строки,
Писать стихи "фаллическим столбцом",
Я знаю двух: Эрато, Каллиопу,
С семью другими мало я знаком.

Эрато целовала в лоб Катулла,
Овидию вручала талисман,
Сапфо слегка задеть не преминула,
Ну а потом пошли и Данте, и Хайям.

Касаемо богини Каллиопы,
Ряд посуровей, даже помрачней:
Гомер, Лукреций, Лукиан, Эзоп и,
Конечно же, Гораций и Корнель.

Их - только двое, ни на йоту больше,
Не каждому они дадут свой знак:
Лишь кто ухватистей, душой потоньше,
Докажет, что поэт - не просто так.

III.
Кто пьет из омута, кому милей родник,
Кто черпает из речки многоструйной,
Теченье времени наверх выносит стих:
Спокойно – ровный, угловато – буйный.

И автор – иль поэт, или пиит,
Запеленав кряхтящего младенца,
Его назвать Шедевром норовит,
Сил не жалея, времени и сердца.

И, вынося на торжище, на суд,
На глаз, очей и зыркал осмотренье,
Ему затем название дают:
Сонет, поэма иль стихотворенье.

Уходит в мир невинное дитя,
Кто – к знаменитости и славе,
кто – в безвестность,
Кто гимном становясь, кто –
просто песней,
Кто отходя во тьму небытия …

Поэзия – всё то же ремесло,
Что музыка и прочие искусства,
Её продукт – мысль, сплавленная
с чувством,
А инструмент – ритм, рифма и число.


Пробуждение

Опять трава зазеленела,
Сожжённая нещадным солнцем,
И вновь душа моя запела
-То осень стукнула в оконце.
И лень куда-то подевалась
-В ней словно утопаешь летом,
Небесной синью упиваюсь
И листьев ярко-жёлтым цветом.
Хожу как пьяный по аллеям,
Всем беспричинно улыбаясь,
Не виноват, что я хмелею
И в осень каждый год влюбляюсь.


Предутреннее

Утром ранним морозная мгла
По сонным улочкам залегла
И давит в окна она домов,
И хочет вырвать людей из снов,
А людям снятся прозрачные сны,
Полные света и синевы...


Прощание

Осиротел старинный дом
И зазиял безглазьем окон,
Не много лет мы жили в нём,
А жизни прожито так много.

Берёг он нас от холодов,
Средь зноя жаловал прохладой
И стал родным железный кров
-Знаток дождей, снегов и града.

В чересполосице времён,
Архитектурных мод и стилей
Почти не изменился он,
А, может, даже стал красивей.

Его снесут с лица земли,
Воздвигнут новый, по стандарту,
И дети малые мои
Придут гулять сюда когда-то.

И, может статься, из травы,
Ухоженной, зелёной очень
Проглянут милые черты
Того, что звали домом отчим...


Памяти павших

Пал в атаке смертью храбрых
Иль в окопе - от шальной,
Остаётся самым главным
-Не вернулся он домой.

Схоронён под обелиском
Иль в безвестной братской спит,
В нежном сердце материнском
Он живой, он не убит.

И когда грохочут залпы
В мае, уж который год,
Всех солдат, живых и павших,
Благодарно чтит народ.


Брошенные

В палисаднике заброшенном,
На листве сухой, шуршащей
Примостился пёсик крошечный
Возле куклы, мирно спящей.

Он лишь ей расскажет сны свои
Черно-белые собачьи,
С головой укрывшись листьями,
Он ей в плечико поплачет.

Надоела кукла старая,
Ничего не говорящая,
Ей нашли замену славную,
"Мама" жалобно кричащую.

А взамен дворняжки - пёсика
Сеттер найден с родословной,
Он так бодро машет хвостиком:
Сразу видно - чистокровный.

Как же быть теперь им, брошенным?
Где искать тепла, слов ласковых?
Уж метёт зима порошами
И кладёт на лица маски им...


Магнитные бури

Магнитные бури летят над Землёю
И рвутся аорты усталых людей,
Как фурии Рока, волна за волною
Разят без пощады - кто сердцем слабей.

А те, кто остались целы - невредимы,
В трудах еженощных восполнят урон,
Так было от века, так будет отныне:
Родившихся крики, по умершим звон.

Магнитные бури - посланницы Солнца
Всё чаще ерошат тревожный наш быт,
Устало свалился "журавль" у колодца,
Наверх гонит воду электромагнит...


Послесловие к "Слову"

1.
Лиры и трубы,
Нежны и грубы.
Стяги, хоругви,
Песни и ругань.
Гряньте, Бояны!
Медами пьяны,
В вещие струны,
А вы внемлите,
Лиры и трубы,
Песнь подхватите-
Слышно чтоб всюду.

2.
Лёгкие струги
Вниз по Славуте
В Русское море-
Прямо к Царьграду.
К бою секиры,
Меткие луки!
Недругам - горе,
Русам - награда.

3.
Недруги, други,
Латы, кольчуги,
Сечи нещадны,
Крик Ярославны.
Бранное поле,
ВОронам - воля,
Кровь на курганах,
Плач в вражьих станах.

4.
Храбры, умелы
Княжьи дружины,
Но не едины,
Эх, не едины...
Тьмы накатились
Лавой с востока,
Долго рубились
Люто, жестоко.
И потянули
В плен на арканах,
И забелели
Кости в бурьянах...

20.01.1987

Зарисовка с Арбата

"Я нарисую всё человечество!"
Плакат на Арбате. Толпа ротозеев.
Патлатый художник во славу Отечества
На лист переносит прохожих пастелью.

Вот глаз молодого девичьего лика:
Ресницы лучами выходят с мольберта,
И бабочкой лёгкой порхает улыбка
На алых губах, что сомкнуты усердно.

"Я нарисую всё человечество!"
Завистливых, добрых, младенцев и старцев,
Творит лицеписец умело и честно,
Творит с упоеньем, чуть бледный от страсти.

Иду не спеша по стариннейшей улице,
Пятнадцать минут - и портрет мой готов.
Хоть небо весеннее тучами хмурится,
Нырять в переулки не хочет никто.

"Я нарисую всё человечество!"
Цветных, бледнолицых, курчавых и лысых,
Анфас или в профиль классически-греческий
Я нарисую все ваши лица.

Арбат, май, 1987


Ода украинскому борщу

О, борщ! Ты - мой спаситель и отрада,
Мне нравится варить Тебя, хлебать,
Затем гостей Тобою угощать:
С фасолью, зеленью, сметаной - так, как надо,

Под водочку, неплохо - под коньяк,
Под самогон, а можно и под виски:
Они похожи ведь, как одалиски,
Так знатоки питья и женщин говорят.

Готов варить Тебя я из свинины,
Телятины, рыбёшек, петуха,
С свеклою сахарной, со щавлем и с крапивой,
Чтоб был вкусней, чем "царская" уха.

Я пред Тобой, Борщище, преклоняюсь!
Признаться в том нисколько не стыжусь,
Тобой я и любуюсь, и горжусь,
Тобою насыщаясь - наслаждаюсь...

2007


Люди и лебеди

Кричали лебеди, вмерзая в гладь залива,
Катилось эхо в стылой тишине
И льнули дети к матерям пугливо,
А кто поменьше - плакали во сне.

Слабели голоса - всё глуше, глуше,
Врезался лёд всё глубже и больней,
Но словно воском залепило уши
Розовощёких, бодреньких людей.

Ну, а когда умолкли крики птичьи,
По толще льда засеменил народ:
Кто с топором, кто с ломом -как привычней-
Обрубывать вокруг замёрзших лёд.

Как сладко утопать потом в перине,
Укрывшись с головой пуховиком,
Набитым мягким пухом лебединым,
Легчайшим, с кожей содранным теплом.

Кричали лебеди, вмерзая в гладь залива,
Катилось эхо в стылой тишине
И в стёкла мёрзлые тихонько било
Домов, темневших окнами во сне.


И.Бродскому

Когда бы Ты во Штаты не уехал,
З д е с ь до конца неся свой тяжкий крест,
Став украшеньем самых дальних мест,
Склонил бы голову я пред Тобой, коллега.

Когда бы Ты тягчайший свой удел
Сносил без ропота, без всхлипов и рыданий,
Запястья резаний и прочих странных дел,
Склонился б я, как перед Богом данным.

Когда бы Ты приехал хоть бы раз
В то, девяностых, неблагополучье,
То, верно, б много душ и судеб спас -
Жилось бы им спокойнее и лучше.

Уж Ты поверь, что это - не хула,
Не злой упрек, не камень в переносицу.
Я, как и Ты, не склонен чтить орла -
Мне воробей гораздо больше пo сердцу.

И, может быть, стояла б и поныне
Империя "с названьем кратким Русь",
Когда б, уехав, молвил: " Я вернусь,
Лишь пена лжи и нечестивства схлынет".

И жил бы Ты на моря берегу
В глуши, уж "коль в империи родился",
Я б пред Тобой, как пред Самим склонился,
А так, прости, amigo, не могу.

Лежит Твой прах в Венеции любимой,
А дух витает, верно, тут и там:
То в Питере, то вновь в Йерусалиме -
Я за него и шекеля не дам.

Покойся с миром, Бог Тебе судья,
Как прочим всем пиитам и не очень,
По Зову пишущим и как бы между прочим.
Свезёт их всех Харонова ладья...


Инцидент

Сидел я в кресле откидном,
А рядом девушка стояла,
Смотрела на меня, молчала
И размышляла о своем.

Я места ей не уступал,
Достал батон, чеснок и сало,
Под самогон всё то умял
И так легко на сердце стало!

С кривой усмешкою она,
С презреньем явным посмотрела,
И вдруг нежданно на пол села -
Видать, совсем изнемогла.

Я предложил ей нашатырь
И две таблетки валидола,
Она ж достала пепси-колу,
Сказала, что я - старый хнырь.

А я то думал уступить
Галантно симпатяге место:
В проходе ведь сидеть так тесно,
А мне уж скоро выходить...

Как душу девичью понять,
Как мне постичь её глубины,
Не лохануться чтоб опять
И не хнырем слыть, а мужчиной?!


Занимательная геометрия

Когда любовный треугольник
Преобразуется в прямую,
Точней сказать, в её отрезок,
Где снова есть лишь Ты да я,
Конечно же, немного больно
Вновь видеть в мыслях ту, другую,
Прости, что я порою резок,
Но ведь я - Твой и Ты - моя.

А та, что где-то там осталась,
Сожжёт мои стихи и письма,
И выколет глаза на фото,
Обрежет губы мне и нос,
И, может, испытает радость,
Узнав, что в доме нашем - тризна,
Что дорогого мы кого-то
Везли намедни на погост.

Знать, мне не вырваться из плена
Её магических раскладов,
К в а д р а т о в чёрных ворожейных,
Булавок ржавых - под порог.
Узнать хотя бы - до колена
Какого мне потомков надо
Крепить в молитвах ежедневных,
Без ропота на страшный рок...


Другу

Умей довольствоваться малым:
Углом жилья и ломтем хлеба,
К исходу дня бывай усталым,
Ищи звезду в вечернем небе.

Сравни её с глазами милой,
Что лучезарны и глубоки,
Учись любить и быть счастливым,
И никогда не будь жестоким.

1985


Последний поединок

Лежу в палате, словно олигарх,
Один, как перст, ну, ни душонки - подле!
А за окном ворона - "кар" да "кар",
Пророчит мне погибель стерва что ли?

Я умирать на койке не хочу,
Мне б в кабаке или на ринге сгинуть,
Оттуда я душою отлечу,
Навек юдоль житейскую покинув.

Что в жизни я изведал и познал?
Любви - немного и бои - без правил.
Тем женщинам, которых я ласкал,
Я по частичкам всем себя оставил.

Как часто, стоя в лавровом венке,
Я упивался сладостью победы,
Теперь лежу на растяжном станке,
Предвижу все мытарства я и беды:

Вот мне суют замызганный пятак,
Какой-то хнырь мне тычет "сотку" водки,
Орёлики мои! Зачем же так?
Уж лучше резану себя по глотке.

Стал тёмно-красным серый пол бетонный,
Предсмертный хрип сорвался с его губ
И, улетая, каркала ворона,
Довольная, что был не зряшным труд...


Ода овидиопольскому белому полусладкому

Сменился тяжкий зной спасительной прохладой,
Налился янтарём медовым виноград,
И в утренней росе все грозди, как наяды,
Переливаясь, изумрудами горят.

И вот уже спешат сюда вакханки,
Чтоб Бахуса наполнить закрома,
Включая все корзины и лоханки,
Чтоб сохранить и сок и аромат.

Овидий, что томился здесь в изгнаньи,
Умом не тронулся и далее творил
Лишь потому, что скифам в назиданье
Все тайны римских виноделов приоткрыл.

Лозу лелеяли, порой рубили,
Но, так уж сталось, что через века
Всё крепче полусладкое любили
И любят до сих пор ещё пока.

Назон! Там, где лежат Твои останки,
Вовсю весной цветёт янтарная лоза,
Как и тогда весёлые вакханки
В разгар пирушек обнажают телеса...

О, славный Публий! Мне ль Тебя учить
Любви науке, столь Тебе знакомой?
"Метаморфоз" Твоих не позабыть
И их всё больше с каждой жизнью новой.